Поэмы Баратынского
Первая поэма Баратынского «Эда», поэма психологическая (сам автор назвал ее «Финляндской повестью»), была написана в 1824 году. Поэма Баратынского – поэма романтическая, но в разработке ее поэт искал собственный путь. В предисловии к отдельному изданию «Эды» автор написал: «В поэзии две противоположные дороги приводят почти к той же цели: очень необыкновенное и совершенно простое, равно поражая ум и занимая воображение».
В простоте сюжета и была новизна поэмы. «Эду» высоко оценил Пушкин: «... Что за прелесть эта «Эда»! Оригинальности рассказа наши критики не поймут, – писал он 20 февраля 1826 г. Дельвигу. – Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий говорит по-своему. А описание лифляндской природы... чудо!»
– в центре поэмы грустная история крестьянской девушки (доброй и кроткой). Соблазнивший ее гусар – весьма прозаическая личность (хотя некоторые черты и роднят его с традиционным романтическим злодеем). Природа – сурова, крестьянский быт – скромен и незатейлив. Где же тут разгореться сильным страстям? Но трогают своим искренним и глубоким чувством переживания героини. «Эда» не пользовалась успехом, как следующие поэмы Баратынского «Бал» (1828) и «Наложница» (1831).
В центре поэмы «Бал» женщина высшего света (своеобразный демонический образ) Нина Воронская и Арсений («посланник рока»), наделенный столь же сильными, не признающими границ страстями. И эти необыкновенные страсти в конце концов приводят героиню к трагической смерти; но жертвенность не соответствует ее характеру, нет реалистической мотивировки ее поступка – трагическая развязка кажется надуманной.
В своей последней «Наложница» (переименованной в «Цыганку»), Баратынский стремится создать поэму «ультраромантическую». Для него «романтизм» (как понятие) – был в верности жизненной правде. Хотя автор и стремился к психологическому раскрытию характера своих героев, к реалистическим подробностям, поэма его вызвала резкие упреки критики в неестественности, в «низкости» сюжета.
Неуспех своих поэм и у критики и у читателей Баратынский болезненно переживал. И эти чувства душевного одиночества, непонятости (определенную роль сыграл и личный разрыв с бывшими друзьями – И. Киреевским и Н. Языковым) сказались и на его литературном творчестве. Из года в год все реже его стихотворения появлялись в журналах, не находя отклика в сердцах читателей и холодно встречаемые литературной критикой.
Пребывание за границей, казалось, разрушило этот безысходный пессимизм, «дикий ад» переживаний и страданий. В его стихотворениях «На посев леса» (1843), «Люблю я вас, богини пенья» (1844) уже появляются оптимистические ноты, вера в будущее своей литературной судьбы (само творчество показано в его стихах как сила, «предтеча жизненных невзгод»), в будущего понимающего критика. И это стремление к новому, надежду на лучшее будущее Баратынский выразил в одном из своих последних стихотворений «Пироскаф» (1844), стихотворении удивительно оптимистичном: в родстве с водной стихией поэт надеялся обрести душевное спокойствие, тот внутренний покой, которого долго был лишен:
Много земель я оставил за мною;
Радостей ложных, истинных зол;
Много мятежных решил я вопросов
Прежде, чем руки марсельских матросов
Подняли якорь, надежды символ!
В сердце к нему приготовлена нега.
Вижу Фетиду; мне жребий благой
Емлет она из лазоревой урны: