Думы. Философская лирика
Важное место в поэзии Кольцова занимают его думы – особый и оригинальный род поэзии. Их – 15, но только одно стихотворение называется «Дума 12» – во всех остальных термин «дума» дается как собственно подзаголовок. «Думы» Кольцова не имеют ничего общего с «Думами» Рылеева; это название, а не стихотворный жанр. И в этом плане они близки знаменитой «Думе» (1839) Лермонтова.
«Думы» Кольцова – своеобразные «философские» элегии, размышление об устройстве мироздания, о бесконечности вселенной, о познании мира – все, что так интересовало поэта. «В них он силился выразить порывания своего духа к знанию, силился разрешить вопросы, возникавшие в его уме», – писал В. Г. Белинский. Как верно заметил критик, вопросы, поставленные в этих думах, важнее, значительнее и глубже, чем ответы на них, которые поэт не всегда мог дать. Характерны и названия некоторых дум: «Великая тайна» (1833), «Неразгаданная истина» (1836). В это время Кольцов сближается с кружком Станкевича, и философские споры оказали определенное воздействие на его лирику (хотя вопросы о смысле жизни, цели человеческого бытия – все это волновало Кольцова задолго до встречи со Станкевичем). «Думы» Кольцова – это и своеобразные поэтические вариации на темы немецкой идеалистической философии (с которой Кольцов познакомился в кружке Станкевича). И эту философию объективного идеализма он поэтически изложил в своем стихотворении «Царство мысли» (1837). В поэтический язык Кольцова проникает «философская лексика» – «идеи», «волнения ума», «проявление мысли», «элементы», «познанья», «тайна мировая». Жизнь, природа, люди – форма существования абсолютной идеи. Кольцову близка точка зрения Белинского, которую критик выразил в «Литературных мечтаниях»: «Весь беспредельный, прекрасный божий мир – есть не что иное, как дыхание единой вечной идеи, проявляющейся в блестящее солнце, в великолепную планету... она живет и дышит – и в бурных приливах, и отливах морей... и в воле человека, и в стройных созданиях гения...».
Развивая мысли Белинского, Кольцов пишет:
Повсюду мысль одна, одна идея,
Она живет и в пепле и в пожаре;
Она и там – в огне, в раскатах грома;
В сокрытой тьме бездонной глубины;
И там, в безмолвии лесов дремучих;
В прозрачном и плавучем царстве вод глубоких,
В их зеркале и в шумной битве волн;
И в тишине безмолвного кладбища;
На высях гор безлюдных и пустынных...
«Мысль созданья» – всюду, «Она одна царица бытия».
Но у Кольцова есть и собственные взгляды, своя «высота понимания». И это он прекрасно выразил в думах «Умолкнувший поэт» (1837) и «Поэт» (1840):
Мир есть тайна бога,
Бог есть тайна жизни;
Целая природа –
В душе человека.
...
Властелин – художник
Создает картину –
Великую драму,
Сам себя сознавши,
В видах бесконечных
Себя проявляет.
И живет столетья,
Над бездушной смертью
Вечно торжествуя.
Первоначальное название этой думы («Поэт») – «Шекспир», чье творчество так восхищало Кольцова: «Вот был истинный поэт, а мы что?»
В думе «Умолкнувший поэт» – та же вечная антитеза: поэт – толпа, пророк – чернь, та же тема, что была близка всем русским поэтам:
От взоров пророка!
Высокое чувство,
И жар вдохновенья,
И творчества силу
Смешны ей и радость
И горе поэта...
Но даже признание толпы не всегда благодатно для истинного поэта:
Сгори он в пожаре
–
Она, как вакханка,
Его зацелует
Нечистым, постыдным,
В последних «Думах» Кольцов выходит из «замкнутого круга» поэзии, от «воздушных миров». Не случайно его последняя «дума» была названа «Жизнь» (1841). Это стихотворение можно считать программным – в нем Кольцов как бы подводит своеобразный итог.
Умом легко нам свет обнять;
В нем мыслью вольной мы летаем:
Что не дано нам понимать –
...
Живя, проникли глубоко
В тайник природы чудотворной;
Одни познанья взяли мы легко,
Другие – силою упорной...
Что до преданий? – мы не знаем.
Вперед что будет, – кто проник?
Что мы теперь? – не разгадаем.
Один лишь опыт говорит,
–
И мы живем, – и будем жить.
Вот каковы все наши были!
В поэзии Кольцова не было этого вечного противопоставления: жизнь земная – жизнь небесная, что так любили русские поэты. Уже в своем раннем стихотворении «Путник» (1828) Кольцов создает интересное поэтическое сравнение, сочетая, казалось бы, несочетаемые слова: «очаг горит звездою». И в этом уже была поэтизация дома, земной жизни:
Не время ль нам оставить
Земную жизнь бесславить,
– иль нет желать?
Из Горация, 1841
Кольцову всегда были ближе «дары земные, дыхание цветов, дни, ночи золотые, разгульный шум лесов».