Лирический герой Кюхельбекера
Литературная программа Кюхельбекера с особой силой раскрывается в его знаменитых статьях, с которыми он выступает в «Мнемозине». Это, прежде всего, уважение к народному языку как источнику обновления языка литературного; настоящая поэзия – поэзия народная и самобытная, основой которой Кюхельбекер признает «нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные...».
Мысли поэта близки уставу тайного общества Союза Благоденствия, в котором подчеркивалось, что «сила и прелесть стихотворений не состоит ни в высокопарности мысли, ни в непонятности изложения, но в живости писаний, в приличии выражений, а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих».
Идеи свободолюбия, патриотизма, гражданской доблести пронизывают лирику Кюхельбекера. Поэт стремится возродить почти исчезнувший жанр – высокую оду. Одическую лексику он вводит и в свои элегии, но, воссоздавая классический канон, Кюхельбекер не смог создать новую оду.
«О направлении нашей поэзии...» Кюхельбекер пишет о силе, свободе и вдохновении как трех необходимых условиях всякой поэзии. Для него – «лирическая поэзия вообще не что иное, как необыкновенное, т. е. сильное, свободное, вдохновенное изложение чувств самого писателя. Из сего следует, что она тем превосходнее, чем более возвышается над событиями ежедневными, над низким языком черни, не знающей вдохновения».
Лирический герой Кюхельбекера значительно меняется. В ранних элегиях он проливает слезы об уходящей юности («Цвет моей жизни, не вянь...»). В лирике конца 1810 – начале 1820-х гг. лирический герой – пламенный поклонник вольности и свободы («Судьба, услышь мои молитвы, // Пошли, пошли и мне минуту первой битвы»).
Если в ранней лирике Кюхельбекер изображает обычные чувства и настроения – его герой, по преимуществу, любит, страдает, тоскует, то герой поэзии 1820-х гг. – прежде всего общественный человек. Кюхельбекер как бы отожествляет понятия: поэт и борец за свободу. Его ода «Смерть Байрона» при всей безуспешности возродить все приемы высокой канонической оды – яркое произведение декабристской поэзии, создающее образ яркого положительного героя.
Лирический герой воплощает черты целого поколения русского общества. Лирический герой Кюхельбекера – борец против любой несправедливости. Главное для него – слава Отчизны. Так в поэзию Кюхельбекера постепенно входит тема: герой – толпа. Между ними неискоренимые противоречия. Героя способны понять немногие избранные друзья. У них – общие цели, они служат высоким идеям правды, свободы, справедливости. Это подлинные единомышленники, «сыны младой свободы», их связывает «любовь к добру», «порыв к великому» (не случаен и эпитет – «гений дружбы»): «Союз младых певцов, и чистый, и священный // Был дружбой утвержден».
Но лирический герой Кюхельбекера прежде всего поэт. Тема поэт – толпа (чернь) проходит через всю поэзию Кюхельбекера от его ранних лицейских произведений до последних, написанных в сибирской ссылке.
– «путь скользкий, но прекрасный» – таким он представляется юному Кюхельбекеру в 1817 году. Но уже год спустя в послании «К Пушкину и Дельвигу» (1818) Кюхельбекер, вспоминая прежние годы, напишет:
«... мы рвались сквозь густоту древес
И слабым ровный путь с презреньем оставляли.»
Послание «К Пушкину» (1818) все построено на антитезе. У поэта «высокая душа», «пламенный ум», он – «избранник мощных судеб», «творец». У толпы «холодное сердце»; это – «низкие рабы», «мелкие ничтожные судьи»: «от дыханья толпы все небесное вянет».
Подобную антитезу «поэт – толпа» мы встретим и в программном стихотворении Кюхельбекера «Поэты» (1820). Поэты – «избранники харит», «любимицы вечных муз», «орлы». Толпа «безумна», это «сычи», «стада смертных» (через 25 лет в стихотворении на смерть декабриста А. И. Якубовича Кюхельбекер также использует тот же образ, говоря об умершем товарище: «Он был из первых в той орлиной стае»). Путь поэта – «полон скорби», «тернист». Мильтона, Озерова, Тасса, не понятых современниками, оценили по достоинству только потомки:
Благовейное потомство...
Настоящие поэты – пророки:
Народы слышат прорицанья
Сокрытых для толпы судеб,
Поэты – учителя народов:
... Греки
...
Не могут в бешенстве пролить
Вина с реками крови реки!
Только тот поэт, кто воспевает «подвиги героев и славу отечества»; он имеет истинное право на благодарность потомков – Гомер (всевидец душ), Эсхил, Ювенал («Злодеям грозный бич свистит»), Ломоносов. И тут же Дельвиг, Пушкин, Баратынский:
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
... пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!
В понимании Кюхельбекера поэт – пророк, избранник, учитель. Огромна роль поэтического слова, сила поэтического убеждения:
В руке суровой Ювенала
И краску гонит с их ланит,
И власть тиранов задрожала.
«Поэты», 1820
У поэта – высокое предназначение:
Мгновенный обладатель трона,
Царь не поставлен высше их...
«Ермолову», 1821
«Поэт» (с большой буквы!) – так обращается Кюхельбекер к Пушкину, своему лицейскому другу:
Никто из сверстников-певцов...
«Тени Пушкина», 1837
Богам любезную главу...
...
Святый, неистовый пророк.
«Проклятие», 1822
Та же антитеза: поэт – толпа и в стихотворении «Участь поэтов» (1823). «Презренная толпа», «сонм глупцов бездушных и счастливых» не в состоянии понять настоящих поэтов. Их гонят и «черная судьба», и «дикое изгнанье», «свирепые печали», безумие. Не случайно позднее и себя Кюхельбекер будет сравнивать с Торквато Тассо («Я был знаком с Торкватовой судьбой») и Оссианом, поэтами, чья жизнь стала символом трагической участи гения.