Идеал и антиидеал человека в лирике Некрасова
Одно из открытий Некрасова исследователи видят в том, что в его лирике «человек выразился весь – со всеми тяготами и заботами обыденной жизни, даже с моментами спада духовного, творческой энергии».
Лирический герой некрасовской поэзии наделен многими чертами личности самого поэта и его судьбой. Некрасов не поэтизирует душевные слабости своего героя. Жизнь героя, его поступки всегда соотносятся с высшим идеалом, представлением об истинном назначении человека. Одно из драматических переживаний некрасовского героя – сознание своей непоследовательности в служении идеалу, своей неспособности отстоять истину, тем более – пожертвовать ради нее жизнью. Сознавая свое несоответствие идеалу, герой скорбит и кается. Два святых имени, два светлых образа живут в душе героя, спасая его в эти скорбные минуты от отчаяния: образ умершей матери и образ Родины. Именно перед ними исповедуется герой, к ним обращается с мольбой о прощении, у них просит веры и «волю твердую» вернуться «на правый путь».
Исследователи уже не раз отмечали, что Родина воспринимается поэтом как существо реальное, живое. От Некрасова в русскую поэзию вошло ласковое обращение – «Русь-матушка». Но для поэта это определение становится не только выражением близости, сильной и бескорыстной любви героя к родине. Называя Россию матерью, некрасовский герой соединяет в душе Россию-страдалицу с образом матери-страдалицы. Печальная жизнь матери отождествляется с судьбой России-мученицы. Слова покаяния потому и обращены к самым несчастным, самым беззащитным, самым обездоленным, что их злая доля и внушила еще в юности мечту о служении добру.
По воспоминаниям Ф. М. Достоевского, о великой роли матери в его воспитании говорил ему сам поэт. «Он говорил мне тогда со слезами о своем детстве, о безобразной жизни, которая измучила его в родительском доме, о своей матери, – писал Достоевский в «Дневнике писателя», – и то, как говорил он о своей матери, та сила умиления, с которой он вспоминал о ней, рождали уже и тогда предчувствие, что если будет что-нибудь святое в его жизни, но такое, что могло бы спасти его и послужить ему маяком, путевой звездой даже в самые темные и роковые мгновения судьбы его, то уж, конечно, лишь одно это первоначальное детское впечатление детских слез, детских рыданий вместе, обнявшись, где-нибудь украдкой, чтоб не видали <...>, с мученицей матерью, с существом, столь любившим его».
В одном из самых горьких и задушевных некрасовских стихотворений «Рыцарь на час» сам образ матери, «чистейшей любви божества», предстает неразрывно слитым с образом малой родины:
Все, чего не видал столько лет,
От чего я пространством огромным
Отдален, – все живет предо мной,
Все так ярко рисуется взору,
Что не верится мне в эту пору,
Чтоб не мог увидать я и той,
Чья душа здесь незримо витает,
Кто под этим крестом почивает...
Ночною порою, наедине с родными местами, с воспоминаниями о матери, о перенесенных ею страданиях, герой начинает вершить суд над собой, и высшим судьей предстает мать-мученица:
Я пою тебе песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли жаркой слезою страдания
Все позорные пятна мои!
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила путь... <...>
Да! я вижу тебя, бледнолицую,
И на суд твой себя отдаю.
Не робеть перед правдой-царицею
Научила ты музу мою <...>
героем как «путеводная звезда» (если воспользоваться образом Достоевского), та светлая сила, которая не только напомнит о должном, но и поможет вернуться на истинный путь – «дорогу тернистую»:
И влекла меня жажда безумная,
Жажда жизни – вперед и вперед!
Увлекаем бесславною битвою,
Сколько раз я над бездной стоял <...>
Разучился ходить я по ней,
Погрузился я в тину нечистую
Мелких помыслов, мелких страстей.
От ликующих, праздно болтающих,
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви!
Тот, чья жизнь бесполезно разбилася,
Что умел он любить...
В лирике Некрасова безусловно отрицательно осмысляется тот тип человеческого отношения к жизни, который будут поэтизировать лирики следующего поэтического поколения – В. Брюсов, К. Бальмонт. «Жажда жизни», т. е. стремление прожить интенсивную, наполненную сильными ощущениями жизнь для Некрасова – явный антиидеал, прежде всего потому, что такая жизнь исключает служение ближнему. Характерно, что в приведенном отрывке приравниваются друг к другу и равно отрицаются «ликующие», «праздно болтающие» и «обагряющие руки в крови», т. е. те, для кого жизнь – вечный праздник, и те, кто повинен в чужих страданиях или даже смертях. Как высший идеал утверждается «великое дело любви», умение «любить», которое можно доказать и готовностью погибнуть ради него. Слово «любовь», как отмечалось выше, неизменно соотносится в лирике Некрасова с идеалом человеческого существования и означает подлинную, до самозабвения, до стремления к самопожертвованию, любовь к человеку и отчизне.
Можно сказать, что противоречие между стремлением к земным радостям и сознанием греховности этого устремления и составляет одну из драматических нот в лирике Некрасова. У поэта есть и стремление оправдать любовь к жизни и ее радостям. В одном из стихотворений он признается:
Не знаю, как созданы люди другие, –
Я милую землю, я солнце люблю,
Желаю, надеюсь, страстями киплю.
И жаден мой слух, и мой глаз любопытен,
И весь я в желаньях моих ненасытен.
И сердце на горе бесплодное трачу?
Зачем не иду по дороге большой
За благами жизни, за пестрой толпой?
Но это – одно из немногих стихотворений, где нет беспощадного самоосуждения за любовь к «благам жизни», а, напротив, есть готовность признать привязанность к земным радостям как общечеловеческое переживание. Как правило, герой сурово казнит себя за любовь к «благам жизни» как за малодушие, за измену высшим идеалам. В одном из стихотворений Некрасов попытался передать весь трагизм существования человека, твердо знающего свое призвание – служить Добру, но не способного его исполнить. «Сокрытая борьба» между желанием служить делу добра и сознанием невозможности этого служения в стихотворении осознается не только как драматическое переживание, источник нравственных мучений героя, но и как причина ранней гибели «честного человека»:
А отчего? Бог ведает единый!
<...> Нас не поражает человек,
На дело благородное рожденный
И грустно проводящий темный век
Служить Добру, кто сам себя ломал,
Готовый на немногом помириться,
Но присмирел и руки опустил,
–
Успев, как говорят, перебеситься!
Не понимаем мы глубоких мук,
Которыми болит душа иная,
Внимая в жизни вечно-ложный звук
<...>
И мы не видим внутренней борьбы,
Ни слез его, ни тайных угрызений,
И ежели сразит его судьба,
Нам смерть его покажется случайной,
Останется сокрытая борьба,
Убившая страдальца...
Следует согласиться с исследователями, которые утверждают, что впервые достоянием русской поэзии становятся такая жестокая правдивость самоанализа. Но, думается, не случайно Некрасов не опубликовал этого исповедального стихотворения-оправдания. Не столько поиск оправдания занимает поэта, сколько стремление к строгому и беспощадному суду, к покаянию за «рабство» перед «минутными благами», а главное – мечта о возвращении на «тернистый путь» Добра. Такой путь уподобляется пути Христа: это – несение креста, требующее от человека неустанного терпения и самопожертвования. Не каждый оказывается способен пройти «тернистый путь» до конца. Это – не предательство, а «усталость», и виновен в ней не только человек, но и «время гнусного бесславья». И в поэме «Медвежья охота» Некрасов сочувственно напишет о тех, кто «не предал, а устал свой крест нести», кого «покинул» «дух Гнева и Печали» на «полпути».
Лирический герой Некрасова не раз называет себя – «рабом», подразумевая, прежде всего, несвободу духа, несвободу действий, страх перед сильными мира сего. Антитезой «рабу» выступает «герой». Так, в стихотворении «Уныние» собственное «служение» – «святое беспокойство» за судьбу народа не мыслится как героизм: подлинный герой – тот, кто «выведет из тьмы» русский народ «на свет», откроет ему новый путь:
Служить тебе, – плохой я гражданин,
Но жгучее, святое беспокойство
Люблю тебя, пою твои страданья
Тебя на свет? ... На смену колебанья
Твоих судеб чего дождемся мы?..
Такого героя Некрасов видел среди своих современников. Свой идеал человека он нашел воплощенным – прежде всего в Н. А. Добролюбове и Н. Г. Чернышевском. Идеальная жизнь осмыслялась как служение, а служение для Некрасова – неизменный отказ от собственных желаний и интересов и готовность отдать жизнь во имя идеала. В стихотворениях, посвященных революционерам-демократам, Н. А. Добролюбову и Н. Г. Чернышевскому, в созданных портретах современников подчеркивается именно «умение» отказаться от «минутных благ» ради служения высшим целям. Суровость, аскетизм – главная черта Н. А. Добролюбова, воспетые в стихотворении «Памяти Добролюбова». При этом, создавая образ Добролюбова, Некрасов, по его собственным словам, «хлопотал не о верности факта, а старался выразить тот идеал общественного деятеля, который одно время лелеял Добролюбов»:
Суров ты был, ты в молодые годы
Учил ты жить для славы, для свободы,
Но более учил ты умирать.
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты чистоту хранил,
<...>
В стихотворении создается образ непреклонного, сурового аскета, все помыслы которого устремлены к одной цели, подчинены ей – служению родине. Но, важно отметить, слово «служение» в стихотворении не звучит. Как абсолютный синоним его выступает слово «любовь». Уподобляя любовь к Родине любви к женщине, Некрасов стремится подчеркнуть всю силу и страстность любви Добролюбова к отчизне. «Светильник разума», «сердце», «сокровища душевной красоты» – эти черты духовного облика Добролюбова обретают для Некрасова особенную значимость именно благодаря главному устремлению революционера-демократа – его готовности принести все душевное богатство, все помыслы и желания в жертву его единственной любви – любви к Родине.
«Любовь» – крайне сложное понятие в лирике Некрасова. Когда речь идет об истинном гражданине, то «любовь» осмысляется как одно из главных его переживаний. «Любовь» – не просто жалость или сострадание народу, это действенное чувство, заставляющее включаться в борьбу за народное счастье. Ненависть к врагам родины – одно из главных проявлений любви к ней. О неразрывной связи любви и ненависти, о ненависти как слагаемом любви Некрасов точно сказал в письме Л. Н. Толстому в 1856 г.: «Гнусно притворяться злым, но я стал бы на колени перед человеком, который лопнул бы от искренней злости – у нас ли мало к ней поводов? И когда мы начинаем больше злиться, тогда будем лучше, – то есть больше будем любить – любить не себя, а свою родину».
Но Некрасов воспевает не просто любовь к родине, свойственную, конечно же, каждому человеку, а любовь всепоглощающую, заставляющую отказаться от иных желаний, кроме забот о благе отчизны. Истинная любовь к человеку, которая зовет не только служить Добру, но и пожертвовать собой ради этого идеала, воспевается и в стихотворении, посвященном Н. Г. Чернышевскому. Стихотворение строится как спор с незримым собеседником, осуждающим Чернышевского за неосторожность, безрассудство, и ставшие причинами его трагической судьбы. В этом споре поэт стремится подчеркнуть как главную черту своего героя не безрассудство, а именно сознательное стремление к самопожертвованию ради высшей цели:
Не говори: «Забыл он осторожность!
»
Не хуже нас он видит невозможность
Служить добру, не жертвуя собой.
Но любит он возвышенней и шире,
В его душе нет помыслов мирских.
– «Пророк»: образ революционера-демократа – аскета-подвижника заставляет поэта уподобить его Христу – высшему символу служения человечеству и любви к нему. «Пророк» в стихотворении предстает как посланник Бога, призванный напомнить о высшем идеале – царе небесном рабам земным:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет – он будет на кресте;
Его послал бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
«По Некрасову, – пишет Б. О. Корман, – высшее призвание и счастье человека – революционная борьба; прекраснее и благороднее деятельности революционера нет ничего. Революционер, в изображении Некрасова, – человек одной мысли и одной страсти, воплощение необыкновенной внутренней собранности, цельности, нравственной чистоты, возвышенных помыслов, самоотверженного служения людям <...>. Судьба революционера – трагическая судьба, но она завидна и желанна».
Точными воплощениями человеческого идеала становятся для Некрасова воин, монах и сеятель. Воин – символизирует мужество и непреклонность, монах – самоотречение, аскетизм и веру. Сеятель – неустанную готовность к работе просветителя, учителя, бросающего добрые семена – знания, мысли в народную душу. В «Притче» Некрасов дает четкую формулу идеального гражданина: «По мужеству воин, по жизни монах / И сеятель правды суровой».
Жизнь для родины – значит смерть для родины – эта мысль не раз звучит в некрасовских стихотворениях, становится одним из лейтмотивов. В стихотворении «Отъезжающему», обращенном к И. С. Тургеневу, Некрасов пишет именно о жизни для родины, высшим проявлением которой является умение пожертвовать собой: «Жить для нее – надо силу железную, / Волю железную – сгинуть».
«Святое беспокойство» о судьбах Родины, о ее будущем заставляло поэта особенно пристально вглядываться в молодое поколение. Проблеме идеального гражданина посвящено и стихотворение «Песня Еремушке». Известно, что «Песня» была написана на квартире Добролюбова под впечатлением беседы с ним. Это стихотворение, как часто бывает у Некрасова, основано на антитезе: две колыбельные, два пожелания счастливой жизни, пропеты над маленьким Еремушкой. Одну песню изо дня в день поет его няня-кормилица, другую – проезжий, случайно встретившийся с няней и ребенком на постоялом дворе.
Один из спорных вопросов – к кому обращено стихотворение, кто такой Еремушка: «крестьянский ребенок» (как полагал В. Е. Евгеньев-Максимов), «ребенок с деревенским именем», который «олицетворяет спящую крестьянскую Русь» (по словам В. В. Жданова), или «господское дите», как утверждал Б. Я. Бухштаб. Доказывая некрестьянское происхождение ребенка, исследователь ссылался на няню-кормилицу – явление, «в крепостную пору почти обязательное в быту господ, но исключительное в крестьянском быту». И в то же время имя Еремушка – Еремей явно не дворянское. По мнению Б. Я. Бухштаба, оно символично и указывает на подлинный адрес колыбельной. Автору важна не социальная принадлежность адресата, а его нравственная позиция, и потому стихотворение обращено не к разночинской, дворянской или крестьянской молодежи, а молодежи, посвятившей себя борьбе за народное дело. «Если образ ребенка символизирует «особенных людей», которые отдадут свои жизни во благо народа, – утверждает исследователь, – естественно ему и называться народным именем, независимо от происхождения».
«привольная и праздная», что «покатится шутя». Этой «безобразной» песне автор противопоставляет песню «проезжего», несомненно, своими идеалами близкого самому Некрасову. Его песня начинается с отрицания всего того, что мешает жить по-настоящему счастливо. В этом описании трижды повторяется слово «пошлый», воплотившее все то, что ненавистно автору колыбельной:
В пошлой лени усыпляющий
Пошлых жизни мудрецов,
Будь он проклят, растлевающий
Пошлый опыт – ум глупцов!
– справедливо утверждает Н. Г. Морозов, – «можно рассматривать как проклятья уходящей в прошлое морали холопского смирения перед сильными мира сего». Истинное счастье для проезжего соотносится с «волей», не случайно это слово дважды повторяется в пожелании мальчику. «Воля», о которой идет речь, – не освобождение от крепостной зависимости, это – свобода духа, свобода от «пошлого опыта» холопства перед сильными мира сего, от духовного рабства:
Будь счастливей! Силу новую
Благородных юных дней
В форму старую, готовую
Необдуманно не лей!
Душу вольную отдай,
В ней проснуться не мешай.
С ними ты рожден природою –
Братством, Равенством, Свободою
Называются они.
Истолковывая эти строки, исследователи обращают внимание на использованныездесь евангельские образы. «При всем революционном пафосе этих строк, – пишет Н. Г. Морозов, – они невольно заставляют вспомнить о двух известных отрывках Евангелия от Матфея: «Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают. Но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается и то и другое. Если обратиться к толкованию цитированных отрывков, исходя из их легендарного контекста, – продолжает исследователь, – то под «молодым вином» должно подразумеваться учение Христа, а под «мехами ветхими» – не только старый мир с его отжившей мудростью, но и конкретные носители и проповедники этой мудрости – фарисеи и их последователи. Под «новыми мехами», соответственно, подразумевались люди, уверовавшие в новое учение». В «Песне Еремушке» истинно человеческими стремлениями признаются: Братство, Равенство, Свобода. Эти идеалы, ставшие знаменитыми со времен Великой французской революции, Некрасов не рассматривает как нечто приходящее извне в человеческую душу. Человек с ними «рожден». Главная его задача – «возлелеять» их, сохранить их в своей душе. Обязательным качеством истинного гражданина становится, по Некрасову, и ненависть: «необузданная, дикая / К угнетателям вражда», и «доверенность» к «бескорыстному труду». И только чистота идеалов и помыслов позволит человеку очистить мир от «неправды», стать, если воспользоваться некрасовским выражением, «Божьим сообщником» в деле справедливого суда над несправедливостью:
С этой ненавистью правою,
Над неправдою лукавою
Грянешь Божьею грозой...
Готовность страдать и даже умереть во имя родины – вот высший идеал человека, героя времени. В стихотворении «Мать» (1868) страдание осмысляется и как желанный и как прекрасный жребий:
Есть времена, есть целые века,
Прекраснее – тернового венка...
В одном из последних стихотворений, как итоговое раздумье, предстает такое утверждение Некрасова:
Есть и Руси чем гордиться –
С нею не шути!
–
Далеко идти!
Вестминстерское аббатство
Родины твоей –
Уподобляя сибирскую каторгу, куда ссылались революционеры, Вестминстерскому аббатству – месту упокоения самых знаменитых английских поэтов, ученых, политических деятелей, Некрасов тем самым утверждает великую ценность революционного дела, революционного служения народу.