Анализ главы «Помещик»
Было бы неверно говорить, что каждая встреча делает героев поэмы «Кому на Руси жить хорошо» мудрее. Так, встречая «барина кругленького» – помещика Оболта-Оболдуева, крестьяне ведут прежнюю речь:
Скажи ж ты нам по-божески,
Сладка ли жизнь помещичья?
Ты как – вольготно, счастливо,
Поведение и реакция странников на рассказ помещика свидетельствует о том, как трудно протекает процесс действительного освобождения – уже нравственного – русских крестьян: их робость перед помещиком, нежелание сидеть в его присутствии – все эти детали складываются в характеристику «деревенских русских людей», привыкших к тому, что они люди «низкого рода».
В сущности, вся глава представляет собой «мерочку господскую» – здесь в основном представлено мнение помещика о помещичьем сословии и о крестьянах. И в то же время мужики – не безмолвные свидетели рассказа: не осмеливаясь возражать помещику, они вольны в своих мыслях. И эти мысли позволяют сопоставить «мерочку господскую» с «мерочкой крестьянской», увидеть оборотную сторону нарисованной Оболт-Оболдуевым идиллической жизни помещиков и крестьян при крепостном праве и одновременно постичь душу крестьянскую.
Глава обнаруживает пропасть, сложившуюся за годы рабства: помещик и крестьяне говорят на разных языках, одно и то же событие ими воспринимается по-разному. То, что помещик считает «хорошим» для крестьянина, странникам не кажется «счастьем». У крестьян и помещика разное понимание и «почета», что и открывает разговор о родословной. Автор не случайно начинает разговор о «счастье» помещика с истории его рода. История предков Оболта-Оболдуева обнаруживает, при всем сатирическом заострении, реальные черты жизни России: вершители судеб крестьянских получали дворянство за умение потешить русского государя. «Почет» для помещика – древность рода, а не его подлинные заслуги перед государством, перед народом.
Слушая идиллический рассказ помещика о прошлом «благоденствии», крестьяне по-своему воспринимают это «благоденствие», особенно когда рассказ касается «вотчины». Они не спорят с помещиком, не возражают ему. Но переданные автором мысли мужиков обнаруживают подлинный смысл «идиллии», за которой стоят все те же унижения крестьян и насилие над их душами. Так, когда помещик рисует картину «духовного родства» помещиков и крестьян, вместе молившихся в господском доме во время «каждого почитаемого двунадесятого праздника», крестьяне, соглашаясь вслух, про себя недоумевают:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом?..»
Что же составляло «счастье» помещика в еще недавней жизни? Первое, чем так гордится помещик, что называет он «почетом», – покорность крестьян и даже самой природы:
Пойдешь ли деревенькою –
Крестьяне в ноги валятся,
–
Столетними деревьями
Преклонятся леса!
Его рассказ действительно убеждает: «жил он, как у Христа за пазухой»: праздники, охота, вольная и праздная жизнь составляли «счастливую» жизнь помещиков. Но «счастлив» был и народ, уверяет помещик. «Счастье» его, как полагает Оболт-Оболдуев, заключалось – в ласке помещика, в угождении помещику. Вспоминая о недавнем еще прошлом, когда он был безраздельным хозяином вотчины («Ни в ком противоречия, / Кого хочу – помилую, / Кого хочу – казню. / Закон – мое желание! / Кулак – моя полиция! <...>»), он искренне убежден, что прежде он «хорошо жил» со своею «вотчиной».
Но «господская мерочка» не совпадает с крестьянской. Соглашаясь с тем, что «житье» помещика и впрямь было завидное, крестьяне-странники весьма скептически выслушивают его рассказы о «счастье» вотчины. Не случайно на вопрос Оболт-Оболдуева: «Так вот как, благодетели, / Я жил с моею вотчиной, / Не правда ль, хорошо?..», крестьяне в своем ответе «хорошей» признают только жизнь помещика: «Да было вам, помещикам, / Житье куда завидное, / Не надо умирать!»
жившие за счет чужого, дарового труда, оказались абсолютно не способными к иной жизни. Оставшись хозяевами земли, но лишившись даровых рабочих, они и принадлежащую им землю воспринимают не как мать-кормилицу, а как «мачеху». Труд несовместим для них с «чувствами деликатными» и «гордостью». Перефразируя Некрасова, можно сказать, что «привычка и над помещиком сильна», – привычка к праздной жизни. И потому упреки устроителям реформы, звучащие из уст помещика, не столько смешны, сколько исполнены драматизма, – за ними определенное отношение к жизни, которое формировалось в течение столетий:
А если и действительно
Свой долг мы ложно поняли,
И наше назначение
Не в том, чтоб имя древнее,
Поддерживать охотою,
Пирами, всякой роскошью
И жить своим трудом,
Так надо было ранее
Не случайно в центре главы – символическая картина колокольного похоронного звона. Похоронный звон по умершему крестьянину помещик воспринимает как прощание с помещичьей жизнью: «Звонят не по крестьянину! / По жизни по помещичьей / Звонят!.. Ой, жизнь широкая! / Прости – прощай навек! / Прощай и Русь помещичья!» И, что важно, эту драму помещика признают и крестьяне: их мыслями о всеобщем неблагополучии и завершается глава:
Порвалась цепь великая,
Порвалась – расскочилася:
Одним концом по барину,