Проблема смысла жизни в лирике Тютчева
У Тютчева немало стихотворений, посвященных размышлению о назначении человека, об идеале человеческого существования. Одно из его стихотворений – «Над виноградными холмами» (нач. 1830-х гг.) – перекликается с известным пушкинским стихотворением «Монастырь на Казбеке». Созерцание мира – гор и долины – вызывает у лирического «я» размышление об идеальном бытии:
Над виноградными холмами
Плывут златые облака.
Внизу зелеными волнами
Шумит померкшая река.
Взор постепенно из долины,
Подъемлясь, всходит к высотам
И видит на краю вершины
Круглообразный светлый храм.
Там, в горнем, неземном жилище,
Где смертной жизни места нет,
Струя воздушная течет,
Туда взлетая, звук немеет...
Лишь жизнь природы там слышна,
И нечто праздничное веет,
На первый взгляд, идеал поэта – жизнь наедине с природой, вне человеческого мира. И все же поэт идеал соотносит и с человеческим бытием (отсюда образы праздника, «воскресных дней»), но таким, когда человеческая жизнь становится радостно-просветленной, как в праздничные, воскресные дни.
В чем же Тютчев видит истинное назначение человека? Это – яркое горение, жизнь, наполненная любовью к людям и служением им. Наиболее точный образ, который Тютчев находит для воплощения этого представления, – «горение». Откуда возникает этот образ? Огонь души, огонь сердца – одна из древнейших метафор, которая восходит к представлению о человеке как носителе божественного огня, как существе, созданном из огня. Это представление, отразившееся в древнегреческой мифологии и философии, оказывается близким Тютчеву. Идеальная жизнь – не тление, а мгновенная и сильная вспышка, освещающая мир, излучающая сияние. Жизнь, которая тлится, – способна «погасить» человека «в однообразье нестерпимом». Но высшим мгновением признается не просто яркое «горение», а «сияние» – излучение света, дарование людям собственного света. Как молитва, звучат слова тютчевского героя:
Сей пламень развился по воле –
И, не томясь, не мучась доле,
Я просиял бы – и погас!
Один из трагических тютчевских образов – образ потухающего костра – символ угасающей жизни. Трагическое звучание имеет и другой образ – улетающего дыма, также символизирующий растворение человека в мире, его смерть. В стихотворении «Другу моему Я. П. Полонскому» (1865), обращаясь к современнику, также пережившему горестную утрату – смерть любимой жены и ребенка, Тютчев пишет:
–
Во мне глухая ночь, и нет для ней утра...
И скоро улетит – во мраке незаметный –
Последний, скудный дым с потухшего костра.
Символом человека в лирике Тютчева «злак» или «листок». Образ листка позволяет поэту выразить мысль о родстве человека с человечеством, символом которого становится мировое древо, о приобщенности человеческой души единой и вечной душе и о родстве с природой. Часть природы – человек-листок внимает голосу природы, он может беседовать с грозой и играть с ветром. В стихотворении, навеянном смертью Гете, обращаясь к великому поэту, Тютчев пишет:
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом,
Воспитанный его чистейшим соком,
Развит чистейшим солнечным лучом!
Созвучней всех, на нем ты трепетал!
Пророчески беседовал с грозою
Иль весело с зефирами играл!
Подобно листку, человек проживает краткий миг. Но Тютчев не сетует на кратковременность жизни, он воспевает добровольное расставание с жизнью, когда она утрачивает свой высший смысл. Интересно, что в стихотворении «Листья» (1830) идеальное бытие выражено глаголами – цвести, блестеть, играть. Цветение листьев символизирует достижение человеком высшей красоты, глагол «блестеть» – говорит о слиянии с солнцем, о способности отражать его свет. Люди-листья «играют с лучами» и «купаются в росе», им доступны огонь и вода – первоосновы бытия. Но жизнь утрачивает смысл тогда, когда замирает природа:
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Не лучше ль за ними
И нам улететь!
Другой образ-символ человека – льдина («Смотри, как на речном просторе»). Как и образ листа, он несет мысль о кратковременности человеческого существования. И в то же время он позволяет поэту подчеркнуть и мысль о человеческом одиночестве – и в момент торжества, радостного слияния с солнцем, когда льдины-люди радужно блистают в речном просторе, и в ночной тишине и мгле.
Тютчевскими метафорами жизни становятся «путь», «борьба», «подвиг». Все эти образы отмечены драматическим смыслом. Но Тютчев в своем размышлении о смысле жизни, о человеческой судьбе акцентирует внимание не на трудностях жизненного пути. Напротив, именно эта трудность и поэтизируется поэтом, например, в известном стихотворении «Пошли господь свою отраду...»:
Тому, кто в летний жар и зной
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по жесткой мостовой –
Кто смотрит вскользь через ограду
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Анализируя это стихотворение, И. Петрова пишет: «Отторгнутость человека от прекрасного мира – не акт свободной воли, а следствие жизненной трагедии. И «красота» здесь скорее «роскошь», не бытие матери-природы, а быт, но изображенный в его внешних общих приметах (сад, «облак дымный» фонтана, «лазурный грот» в этом саду). И, несомненно, в самой глубине поэтического микромира стихотворения содержится контраст роскоши и обездоленности, словом, все та же трагическая жизненная антиномия». В этом стихотворении, действительно, противопоставлены два типа человеческого существования, символами которых выступают пленительный, тенистый сад и жесткая мостовая под палящим солнцем. Тенистый, роскошный сад, исполненный тихого журчания фонтана, сладостной тени, рисует Тютчев, но поэтизирует иную судьбу, иной жизненный выбор – путь по жесткой мостовой мимо сада. При этом истинная, подлинная жизнь для поэта предстает как судьба нищего. Исследователь все же не совсем прав, когда говорит о том, что «отторгнутость человека от прекрасного мира – не акт свободной воли». Нет, именно «акт свободной воли». Не случайно здесь появляется сравнительный союз «как»: Тютчев признает идеальным такое существование, когда человек, подобно нищему, смотрит на жизненные соблазны со стороны, отделяя себя от них преградой. «Нищета» в этом стихотворении – не социальное понятие. Тютчев поэтизирует не материальные лишения, а добровольный отказ от радостей и соблазнов бытия, добровольный выбор страданий и трудностей жизни.
Глубокий смысл имеет и вторая метафора бытия – «борьба». «Борьбой» делает человеческую жизнь неизменное противостояние человека, его желаний, стремлений, надежд, его любви и счастья – обществу и судьбе. В. В. Кожинов верно отметил: человек в поэзии Тютчева стоит как бы наедине с миром, с Роком. Но все же одиночество его не абсолютно. Не случайно свою борьбу с роком человек ведет не один. Люди названы «друзьями», и роднит их общая судьба и общая борьба с судьбой. Поэт не стремится внушить мысль о возможности победы – над законами общества, над судьбой. Победа – в терпеливой и неуклонной борьбе. Эта мысль прозвучала в стихотворении 1850 г. «Два голоса»:
1
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы – молчат и оне.
Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги:
Тревога и труд лишь для смертных сердец...
Для них нет победы, для них есть конец.
2
Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,
Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Под вами немые, глухие гроба.
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто ратуя пал, побежденный лишь Роком,
Двухчастная композиция стихотворения символизирует внутреннее противоречие человека, борьбу, которую ведут в человеческой душе два голоса: один заставляет человека сомневаться в высшем смысле борьбы с роком, другой – убежден в необходимости этой борьбы, в ее высоком смысле. И все же в первом «голосе» звучат не только скепсис и неверие. Стихотворение не случайно начинается призывом к мужеству, и именно эта первая строчка становится смысловым центром. К ней при помощи уступительного союза «хоть» и частицы «пусть», имеющей то же значение («несмотря на то, что»), присоединяются все другие строки и как бы подчиняются этому страстному призыву: «Мужайтесь!».
Героический пафос еще более нарастает во второй строфе: другое человеческое «я», другое начало души еще более неуклонно и настойчиво в своем призыве к человеку: не смиряться, не склоняться. Поэт признает и высокий смысл этой борьбы: и уже олимпийцы не равнодушно взирают на столкновение человека и Рока, а смотрят на него «завистливым оком». В сущности, поражение неизбежно: человек смертен. Но саму неуклонность борющегося человека Тютчев склонен считать победой.
Смысл человеческого существования соотносится для Тютчева не только с идеями служения и борьбы. Драма человеческого существования для поэта определяется и пониманием невозможности познания бытия и слияния с таинственной жизнью мира. В стихотворении 1830 г. «Безумие» центральный образ – «безумие» – это олицетворение всех человеческих попыток познать истинную суть мира. «Безумны» и напрасны человеческие попытки «искать в облаках» недоступную им истину, и столь же тщетны попытки «жадного человеческого слуха вслушиваться в «ток» подземных вод.
О тщетном устремлении к слиянию с мировой жизнью говорит стихотворение «Что ты клонишь над водами...», 1835. Образ ивы, склонившейся над живыми струями реки, но напрасно пытающейся вобрать в себя эти струи, становится символом тщетных попыток соединиться с «ключами жизни», слившимися с солнцем, вечно живыми и изменчивыми:
Ива, макушку свою
И дрожащими листами,
Словно жадными устами,
Ловишь беглую струю?..
Каждый лист твой над струей...
Но струя бежит и плещет,
И, на солнце нежась, блещет,
И смеется над тобой...
«Как хорошо ты, о море ночное», описывая море, блистающее отражением лунного света, море, слившееся с небом, поэт и для себя видит высший идеал в подобном слиянии:
Зыбь ты великая, зыбь ты морская,
Чей это праздник так празднуешь ты?
Волны несутся, гремя и сверкая,
Чуткие звезды глядят с высоты.
Весь, как во сне, я потерян стою –
О, как охотно бы в их обаянье
Всю потопил бы я душу свою...