Тема любви в лирике Тютчева
Мотив слияния становится и символом истинной любви в лирике Тютчева. Так, вспоминая о Е. А. Денисьевой, первых счастливых, еще ничем не омраченных месяцах их любви, Тютчев пишет:
Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло
С того блаженно-рокового дня,
Как душу всю свою она вдохнула,
Как всю себя перелила в меня.
Это слияние двух душ не приносит человеку счастья, ибо и отношения людей подчиняются все тем же законам, тем же силам – вражде и любви. Любовь – это «слиянье», но и «поединок». Характерно, что эпитет у «слиянья» и «поединка» один и тот же – «роковой», «роковое». В стихотворении «Предопределение», написанном в первые годы любви к Е. А. Денисьевой, поэт признается:
Любовь, любовь – гласит преданье –
Союз души с душой родной –
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И... поединок роковой...
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец.
В осмыслении любви можно увидеть и другой неизменный тютчевский образ: очарование. Любовь – это волшебство, но «чародеем» является сам человек, околдовавший другое сердце, другую душу и – погубивший ее:
О, не тревожь меня укорой справедливой!
Поверь, из нас из двух завидна часть твоя:
–
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.
И, жалкий чародей, перед волшебным миром,
Мной созданным самим, без веры я стою –
И самого себя, краснея, узнаю
Живой души твоей безжизненным кумиром.
Чрезвычайно сильно в любовной лирике Тютчева выразилась трагическая сторона человеческих отношений. Любовь – это не только слияние и борьба двух родных душ, но и неизбежная гибель того, кто подчинился роковому чувству. Источник трагедии – не только недобрая судьба, но и общество, «толпа», в конфликт с законами которых вступает любящее сердце. «У Тютчева, – пишет В. Н. Касаткина, характеризуя своеобразие звучания темы любви у поэта, – любовь становится трагедией для людей не в силу виновности одного из них, а в силу несправедливого отношения общества, толпы к любящим». При этом общество выступает как орудие недоброй судьбы:
Чему молилась ты с любовью,
Судьба людскому суесловью
На поруганье предала.
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей,
И тайн, и жертв, доступных ей <...>
Этот мотив рождается из драматических реалий действительных отношений Тютчева и Е. А. Денисьевой. Открывшаяся обществу любовь Е. Денисьевой, воспитанницы Смольного института, к Тютчеву, уже немолодому и семейному, сделала Е. Денисьеву, особенно в первые годы этой любви, парией в обществе. Весь тот сложный комплекс чувств, который был связан у поэта с этой любовью, – счастье разделенной любви, благоговение перед возлюбленной, сознание собственной вины в ее страданиях, понимание невозможности противостоять суровым законам общества, осудившего «незаконную страсть», – все это нашло отражение в «денисьевском цикле». Исследователи не случайно видят в героине «денисьевского цикла» предвосхищение образа Анны Карениной и некоторых психологических коллизий знаменитого толстовского романа.
Но все же доминирует в «денисьевском цикле» не мысль о губительном воздействии «толпы», а мысль о виновности человека в переживаниях и страданиях избранницы сердца. Многие стихотворения «денисьевского» цикла пронизаны чувством боли за страдания любимого человека, сознанием собственной вины в этом страдании:
О, как убийственно мы любим,
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
И далее, переходя с первого лица на третье, обращаясь к самому себе, поэт пишет:
Судьбы ужасным приговором
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Завершая стихотворение теми же строками, которые его открывали, поэт тем самым возводит как бы во всеобщий закон мысль о губительной, а не благодатной силе любви. Этот мотив настойчиво звучит во многих стихотворениях, посвященных Е. А. Денисьевой. Мысль о любви-гибели лирический герой пытается внушить, передать и лирической героине, он стремится сделать ее словами слова об истинной – губительной силе любви, как бы жаждет услышать суровый и справедливый приговор из ее уст:
Не говори: меня он, как и прежде, любит,
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в его руке дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
–
Но эта жизнь!.. О, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно...
Не мерят так и лютому врагу...
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Но любовь не только неизбежная трагедия, но и свет, не только «безнадежность», но и «блаженство». Метафора последней любви – вечерняя заря. В стихотворении «Последняя любовь», где дается этот образ, Тютчев рисует картину волшебного вечера, природы, пронизанной уходящим из мира солнцем. И эта картина глубоко и точно символизирует светлую печаль, безнадежное блаженство последней человеческой любви:
<...>Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
–
Помедли, помедли, вечерний свет,
Продлись, продлись, очарованье.
Тютчевская лирика любви отчетливо обнаруживает точность закона истинного творчества, некогда сформулированного Л. Толстым: «Чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее, роднее». Исповедь страдающего сердца только тогда становится выражением боли и других людей, когда слова и переживания предельно искренни и глубоки.
«денисьевского цикла»: написанные в разные годы, они складываются в единую историю, роман в стихах, в котором читатель увидел полные драматизма перипетии любовного чувства, по которому составил историю человеческой любви. Глубокий психологизм этой лирики, поразительная точность в описании противоречивых, сложных человеческих чувств, действительно, позволяют говорить о влиянии поэта на развитие русского романа – ведущего жанра русской литературы конца XIX века.