Поиск по творчеству и критике
Cлово "DAME"
Входимость: 5. Размер: 36кб.
Входимость: 3. Размер: 39кб.
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 82кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 36кб.
Часть текста: – Фантазия о военной службе и о камер-юнкерском мундире. – Определение меня на службу. – Моя отставка. – Первая моя напечатанная повесть. – Встреча с Пушкиным у Смирдина. – Несколько слов о Пушкине. – Толки о «Торквато Тассо» Кукольника и мое знакомство с его автором. Долго после выпуска нашего из пансиона я решительно не знал, что делать с собой и куда приютить голову. Знакомых у меня почти никого не было; я шатался бесцельно по петербургским улицам, вымышляя, как бы убивать длинные зимние вечера и ничего не придумывая, потому что трудно что-нибудь придумать без денег (а денег у меня было очень мало). Я просиживал обыкновенно по нескольку часов в мелких кондитерских, на Гороховой и на Вознесенской улице, за чашкой скверного шоколада, с двумя или тремя моими товарищами и в том числе с М. А. Языковым, с которым мы дружно, не разлучаясь, шли в жизни. Но кондитерские представляли мало ресурсов к развлечению: маленькая, грязная комнатка, освещенная одной тускло горящей свечкой, слоеные пирожки на горьком масле, засаленные чубуки с перышком или с...
Входимость: 3. Размер: 39кб.
Часть текста: часто, пригласив своего гостя "пройтись", он приводил его обратно в самом плачевном виде от усталости. Кто знал, что значит у Панаева "пройтись", тот, идя с ним гулять, заранее делал условие, чтобы он не заводил его слишком далеко. В 1858 году у нас на даче гостил молодой литератор N. (Д.В.Григорович). Впрочем, он часто исчезал на целые недели на дачу к графу Кушелеву, которого тогда окружали разные литераторы. Кушелев был сам литератор и издавал журнал "Русское Слово". При его огромном богатстве, конечно, у него было много литераторов-поклонников [169]. Знаменитый французский романист Александр Дюма, приехав в Петербург, гостил на даче у графа Кушелева, и литератор Григорович сделался его другом, или, как я называла, "нянюшкой Дюма", потому что он всюду сопровождал французского романиста. Григорович говорил, как француз [170], и к тому же обладал талантом комически рассказывать разные бывалые и небывалые сцены о каждом своем знакомом. Для Дюма он был сущим кладом. Григорович объявил нам, что Дюма непременно желает познакомиться с редакторами "Современника" и их сотрудниками, и горячо доказывал, что нам следует принять Дюма по-европейски. Я настаивала только, чтобы чествование Дюма происходило не на даче, а на городской квартире, потому что наша дача была мала, да и вообще мне постоянно было много хлопот с неожиданными приездами гостей, потому что было крайне затруднительно доставать провизию, за которой приходилось посылать в Петергоф, отстоявший от нашей дачи в четырех верстах. По моей просьбе решено было принять Дюма на городской квартире, сделать ему завтрак и пригласить тех сотрудников, которые на лето оставались в Петербурге. Григорович уехал опять к Кушелеву на дачу с тем, чтобы пригласить Дюма через неделю к нам на завтрак на нашу городскую квартиру. Прошло после того дня два; мы только что сели за завтрак, как вдруг в аллею, ведущую к нашей даче, въехали дрожки, потом ...
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Часть текста: — «Музей современной иностранной литературы» и повесть «Деревенский доктор», — «Путевые заметки» Т. Ч,— Библиографическая заметка. Летом, как известно иногородной публике из газетных фельетонов, из Петербурга все разъезжаются — кто за границу, кто во внутренние губернии, кто на дачу. Город почти пуст. Остается очень немного народу сердитого и озабоченного, который от сидячей жизни, скуки, жару, духоты страждет хандрой, геморроем, завалами и расст ройством желудка. Для такого народу изыскивать и придумывать развлечения не стоит (ему не до того), — потому в Петербурге летом новостей еще меньше, чем во все остальные времена года. В прошлом месяце, однако ж, была новость, стоящая, чтоб довести о ней до сведения публики. Сюда прибыла знаменитая парижская актриса г-жа Вольнис (Леонтина Фэ), которая уже и участвовала с блестящим успехом в нескольких представлениях здешнего французского театра. Вот краткая ее биография, извлеченная нами из Галереи драматических артистов», изданной в Париже несколько лет назад. В один вечер, ноября 1816 года, франкфуртский театр был осажден толпою... Шум, крик и давка были страшные... Но вот дирижировавший оркестром подал знак, музыка загремела... „Тсс! шляпы долой! по местам!" — раздалось со всех сторон. Занавес взвился. Наступило мертвое молчание. Взоры всех с жадным любопытством обратились к сцене. Маленькая девочка с черными, огненными глазами, живая и веселая, вбежала на сцену... Рукоплескания раздались со всех сторон. Этой девочке, для которой стеклись толпы, этой девочке, которая очаровала всех своею игрою, живою и умною, было 5 лет. На другой день во всем городе только и кричали о ней... „Едва от полу видно, а такой талант, такая грация, такой ум! — Это...
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Часть текста: Шаховским. С Кукольником я не мог видаться часто. Он возил свою «Руку» из дома в дом и читал ее. Толпы новых поклонников его возрастали с каждым новым чтением и заслоняли его от прежних. Надобно сказать правду, что эти поклонники набирались всюду без разбора и, соперничая друг перед другом в энтузиазме, вообще не отличались большим развитием. «Рука» репетировалась между тем в театре. Наконец, наступило давно желанное для энтузиастов Кукольника представление. Весь партер был набит ими. Я, разумеется, был в том же числе. В нашей преданности и энтузиазме к поэту мы не щадили ни рук, ни голоса: кричали, топали, хлопали и вызывали автора несчетное количество раз после представления. Успех был огромный. Но когда драма Кукольника появилась в печати, она встречена была, к нашему огорчению, не совсем благосклонно. Всем известен отзыв об ней Полевого и последствие этого отзыва – «Телеграф» был запрещен. По этому поводу кто-то написал довольно остроумное четверостишие: Рука всевышнего – три чуда совершила! Отечество спасла, Поэту ход дала И Полевого уходила. Вскоре после этой чудотворной «Руки» начались чтения новых произведений: «Джулио Мости», «Джакобо Саназара»,...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: Знаменитая, говорим мы, потому что о Басенке», еще до появления его на сцену и в печати, было много говорено и писано в изданиях, которые технически называются приятельскими». Предвидим вопрос читателя: Что ж это за драма? Хуже ли она тех, за которые пред автором когда-то печатно падал на колени какой-то критик и восклицал: „Великий Гете! великий Куколь- ник\“, или лучше? И что в ней особенно замечательно? Чем она лучше, чем хуже?». На все эти вопросы мы постараемся сделать, по возможности, удовлетворительные ответы. Сначала о содержании драмы. Автор взял ту эпоху русской истории, когда уделы — это ненасытное чудовище, в продолжение долгих лет почти ни на минуту не перестававшее терзать наше отечество, — начали клониться к упадку. Но как болезнь при конце, за которым следует или выздоровление, или смерть, бывает обыкновенно сильней и терзательней, так и чудовище, не раз заливавшее святую Русь реками ее собственной крови, при последнем издыхании своем обнаруживало свирепства неслыханные. Героем этой эпохи является Димитрий Шемяка. Драма г. Кукольника начинается ослеплением великого князя московского Василия Васильевича, прозванного от этого Темным. Шемяка объявляет себя великим князем московским; руководимые страхом или личными расчетами удельные князья один за другим преклоняют колени пред похитителем престола и присягают ему в верности; не преклоняет колен один Басенок. Он упрекает Шемяку в злодействе, и разгневанный Ше- мяка повелевает заключить Басенка в темницу. Басенок берет цепи, становится на колени и произносит клятву в верности отечеству и законному государю. Конец первого действия. Во втором акте — тюрьма. В ней Басенок, прикованный к камню, разговаривает с тюремным приставом. Является Галка, «дурак Димитрия Шемякин, — пошлое и донельзя...
Входимость: 1. Размер: 82кб.
Часть текста: лакей отворил подножку, снова выпрыгнула из кареты дама, и какая дама! Теперь уже можно было лучше рассмотреть ее черты. Впрочем, извините, женщина, о которой мы говорим, кажется, не дама, а, по-видимому, девушка; потому что на ней не было ни чепчика, ни другого какого-нибудь признака, отличающего даму от девушки. Лицо ее было в полном смысле прекрасно; легкая бледность, как бы следствие недавней болезни, покрывала ее щеки и придавала ей еще более привлекательности; томная нега была разлита в ее голубых выразительных глазах и заставляла предполагать в ней много огня и жизни. Стан ее был гибок и строен; походка легка и правильна; ножка мала и привлекательна. Она уже готова была всходить на лестницу, как вдруг к ней подошел швейцар с огромной гетманской булавою. — Сегодня нельзя-с, никак нельзя! — сказал он с каким-то таинственным видом, поворачивая в руке свой жезл. — Что такое, почему нельзя? — Да так-с, нельзя; отсохни правая рука — нельзя! у барина гости. — Да мне дела нет до его гостей; я не пойду к ним; мне нужно видеть только его… — Нельзя-с, провались я сквозь землю — нельзя-с, — повторил швейцар с прежнею таинственностью. «Что это значит, — подумала незнакомка, — прежде этого никогда не было». — Послушай, любезный, разве барин отдавал тебе особое приказание? — Не можем сказать, сударыня. Незнакомка начинала терять терпение; на лице ее появился едва заметный оттенок гнева, смешанный с каким-то тайным страхом. — Говори, что здесь происходит, — сказала она...